— Не знал, что ты так считаешь, но спасибо, что сказала. Ценю такую откровенность. Выходит, ты рассматривала нашу связь как извращение со своей стороны?
Диана повесила трубку. Точнее не повесила, а с размаху бросила на рычаг. Или, может, даже телефон швырнула в стену… Ничего, пусть ее секретарша с этим разбирается.
Однако Алан решил, что вот сейчас звонить Иви он не станет. Раз уж было дурное предзнаменование…
А потом на горизонте появился недовольный своим домовладельцем клиент (Саймон подбросил), нарисовались встреча, два смотра, причем один из них — аж в Питни-корт, и в итоге он смог перевести дух только к восьми часам вечера.
Стоя в непривычно поздней пробке на Двадцать шестой западной улице, Алан достал наконец-то телефон, набрал номер Иви, приготовил бодрое «Привет, ну как, тебе все еще нравится в большом мире?»…
Аккумулятор сел, как обычно, тогда, когда ему этого делать по всем правилам этики и гуманизма было нельзя.
— Ах ты черт… — прошипел Алан сквозь зубы.
Это что, уже не знаки судьбы, а самые настоящие палки в колеса?! Ну уж нет! Так просто он не сдастся. Даже если ему придется поехать к ней, чтобы выяснить, как у нее дела.
Алан в определенный момент своей жизни понял, что, если хочется что-то сделать, — порой лучше это сделать и не мучиться вопросом о природе желания. Интуиция, надо сказать, редко его подводила. Настолько редко, что он даже подумывал сменить профессию и начать играть на бирже.
Когда он в конце концов выбрался из пробки, было уже слишком поздно, чтобы ехать к Иви на работу. Не исключено, конечно, что она сегодня работает во вторую смену, до закрытия пиццерии, но все тот же внутренний голос подсказал Алану, что лучше бы поехать в Блумсберри. Даже если она еще не вернулась, можно ее подождать.
Он ехал и думал о том, куда можно ее отвезти, если она еще не успела поужинать.
Он добрался довольно быстро — время пробок окончательно прошло. Еще раз похвалил себя за то, как хорошо устроил здесь Иви, потом поразмыслил и отдал должное стечению обстоятельств. Он тут вовсе ни при чем. Это же, в конце-то концов, не его собственная, а просто удачно подвернувшаяся квартира… Симпатичный квартальчик, довольно аккуратный, хотя и совсем не богатый, детишки вон бегают, значит, вполне пригодно для жизни.
Ему не понадобилось заглядывать в блокнот, чтобы восстановить в памяти адрес, он и так отлично все помнил. Алан остановил машину возле маленького дома. Бросил взгляд на окна квартиры на втором этаже — шторы задернуты. Слишком поздно, чтобы задергивать шторы… Неужели никого нет?
Он нажал на кнопку верхнего звонка, явственно услышал, как в квартире перекатился мягким колокольчиком звук. Будто странное эхо отразило его — кто-то за его спиной дернул за рычажок велосипедного звонка. А в доме — тихо.
Алан подождал несколько секунд и позвонил еще раз. Нет ответа. Ну и ничего страшного. Дома все равно делать нечего. Почему бы не провести часть летнего вечера, наблюдая из окна машины за жизнью узкой улочки с двухэтажными домами? Он уже спустился на одну ступеньку, когда тишину дома прорезал звук, до невозможности похожий на визг.
Всего пара секунд. Снова — тишина. Послышалось? Но там же Иви!
Почему-то вспомнились ее запястья, тоненькие-тоненькие. Если с ней что-то случится…
Дальше Алан просто перестал что-либо соображать. Мысли исчезли. В нем всколыхнулось нечто дикое, первобытное, яростное, как пожар в сухом лесу. О существовании чего он даже не подозревал. Это после он спрашивал себя: ну как же, как он, добропорядочный гражданин, выпускник Высшей школы бизнеса с коэффициентом интеллекта сто тридцать семь решился на такое?!
Он судорожно рванул ручку — заперто. Толкнул дверь плечом — тщетно. Глухая боль в мышцах разозлила его еще сильнее. Чуть отстранился, резко ударил ногой… А все считают, что такое только в фильмах про копов показывают. Зря. Дверь поддалась со второго удара.
Алан взлетел по лестнице на второй этаж. Как глупо — такие тонкие стены, и двери почти картонные… Впрочем, эта была не заперта.
Первое, что Алан увидел в гостиной, — Джеймс. На диване. Обернувшись к двери. В его глазах в этот момент не было страха, одно лишь безмерное удивление. А напрасно. Под ним беспомощно, как маленький зверек, барахталась Иви. Одной рукой Джеймс зажимал ей рот.
Алан в два скачка преодолел расстояние, отделявшее его от дивана, обогнув по пути журнальный стеклянный столик, и легко, чувствуя не тяжесть, а только общее напряжение мышц, сгреб Джеймса в охапку и стащил с Иви, прежде чем тот успел опомниться.
— Боже!.. Алан!..
Алану в отличие от Иви говорить не хотелось. Это в постановочных фильмах положительный герой избивает подлеца, приговаривая, что делает сейчас и что планирует делать дальше. Алану же хотелось только убить Джеймса, быстро, больно, здесь же. Ярость будто запечатала горло. Он держал его одной рукой, а другой наносил удары по лицу. Джеймс что-то кричал и пытался вывернуться, но у Алана будто заложило уши, он ничего не слышал, и, кроме того, ему казалось, что противник в его руках — жалок и медлителен и успевает сделать только одно движение там, где Алану удаются два. Он не промахивался.
— Алан, хватит! — Этот крик, тонкий, на грани визга, прорезался сквозь пелену ярости, лишившую его слуха. — Ты же его убьешь!
Алан, не выпуская добычи из руки, обернулся к Иви. Наверное, вид у него был тот еще, потому что Иви инстинктивно отшатнулась.
— Тебе? Его? Жалко? — не своим, жестким, как наждачная бумага, голосом спросил Алан.