С судьбой не играют в прятки - Страница 44


К оглавлению

44

Иви опустилась на скамейку неподалеку от входа. Идти дальше не было сил, да это и не важно. Какая ей разница, ездят машины в пяти метрах или в полукилометре от нее. Ей не мешает. Мешает что-то другое, какая-то заноза, но вот где она… Иви вздохнула. Ничего не понятно.

Ей казалось, что она больна и бредит. Может, так оно и было. Она ведь не измеряла температуру, убегая из кафе. А что бы это изменило? Разве таблетка аспирина спасла бы ее от мук разрывающегося сердца?

Надо позвонить Гаю и попросить у него прощения. Вдруг тогда ей удастся проснуться? Как было бы здорово — проснуться и осознать, что это все нереально, что можно не плакать и не страдать, что дальше все будет только хорошо, она все сделает правильно…

Иви потянулась в карман за телефоном — телефона не было. Забыла. Досадно.

— Опять ты?!

Иви передернуло. Но — да, да и еще раз да — к скамейке, которую она облюбовала, приближалась ее старая знакомая. Точнее, незнакомая. На этот раз розовый платок был повязан поверх шляпы наподобие ленточки, и перчатки отсутствовали.

Вокруг как-то сразу прибавилось голубей.

— Здравствуйте, — вежливо кивнула Иви.

Хорошо быть вежливой, когда внутри пусто-пусто, ничего не осталось. Так просто улыбаться, кивать, говорить шаблонными фразами, вбитыми в голову еще в детстве.

— Ну здравствуй, здравствуй. Страдаешь? — Старуха улыбнулась.

— Ага. И даже не пытаюсь это скрыть. — Иви уставилась перед собой.

Старая женщина села рядом. Пахнуло немодными цветочными духами.

— И правильно, — согласилась она. — Что толку…

Она достала из сумки пакет с ломтиками хлеба для сандвичей. Иви молчала. Даже светская беседа о погоде казалась ей непосильной задачей. А соседка ее все равно сумасшедшая, это давно было понятно. Хотя кто из них сейчас, в этот конкретный момент времени, больше не в себе — еще вопрос.

— Что, думаешь, не вернуться ли в свою дыру?

— Берлингтон не дыра, — машинально отозвалась Иви. — У нас даже колледж есть.

— Ага, — усмехнулась старуха. — Думаешь, так сильно тебе не повезло?

— Почему же? Сама во всем виновата. — Хорошо разговаривать с сумасшедшими. Залезть в душу они все равно не в состоянии, причинить боль — тоже, а вот собеседника изобразить — запросто. Все ж легче. — Не надо было терять голову.

— Дуреха ты. Как думаешь, парень-то твой, из Берлингтона, почему не звонит тебе уже четвертый день? Как сходил на вечеринку к твоей рыжей подруге, так и не звонит. Стыдно, да и незачем.

— А у меня это на лбу написано? — без особого интереса спросила Иви.

Какая разница, что эта старушенция ответит? Все равно это бред, причем ее, Иви. Как печально — помешалась на почве несчастной любви.

А рыжая подруга у нее и вправду есть. Ну очень легкомысленная девушка эта Берта…

От этой мысли Иви перестала дышать. У Берты на днях был день рождения!

— А не гневила бы ты Бога, девочка. Любовь у нее несчастная, посмотрите на нее, пожалейте ее… Не мое это, конечно, дело — подсказывать вам, остолопам. Так что, когда он тебя найдет — а он найдет, — не отмахивайся сразу и не бросайся на него с кулаками. А сначала послушай, что он скажет. — Старуха крошила неуклюжими, узловатыми, некогда длинными пальцами мягкий хлеб.

У Иви защемило в груди. Внезапно, совершенно для нее самой неожиданно, брызнули из глаз слезы. Очень хотелось спросить эту странную женщину о чем-то, но было страшно и стыдно, больше страшно, а мысль, что больше такой возможности не представится никогда, пугала, как ночной кошмар.

— Ну не реви, не надо, нос распухнет. — Старуха вытащила из сумки платок — белоснежный, с ненавязчивой вышивкой. Откуда такой мог взяться в этой сумке? — Иди пройдись и возвращайся сюда минут через пятнадцать.

— У меня часов нет, — растерялась Иви.

— А ты по солнцу, по солнцу, — хитро прищурилась старуха. — Давай-давай.

— Спасибо, миссис… мисс…

— А не твоего ума дело, — назидательно качнула головой старуха. — Ну шевелись же ты, птички мои голодными останутся!

И Иви пошла, как будто ее в спину толкала невидимая сила. Теплый ветерок высушил слезы, но ничего не смог поделать с тревогой, угнездившейся на сердце. Да, теперь это была не тоска, а тревога.

Почему-то про Гая Иви поверила сразу. И от этого стало легче дышать.

Значит, она теперь совсем-совсем свободна? Господи, слава тебе!

Она сделала небольшой кружок по парку. Зелень, тени, чистые дорожки, няни с малышами, собачники со своими любимцами… Как хорошо. Как спокойно в мире после бури.

Странно только, что голубей нигде не видно. Неужели все слетелись к своей покровительнице?

Ой.

Она узнала его спину. А потом Алан обернулся. На лице его промелькнула такая гамма чувств, что Иви едва не расплакалась вновь. Это было бы некстати, потому что… где же платок?

— Иви! Слава богу!

Он подбежал к ней. Глаза совсем шальные, дыхание сбивчивое — долго искал. Зачем?

— Как ты меня нашел?

— Нашел! Нашел, и это важнее всего! Иви, я знаю, что случилось, но выслушай меня, пожалуйста.

Иви закрыла глаза. Не плакать. Не кричать. Не бить его по щекам.

— Главное.

— Что?

— Скажи мне самое главное. Я не хочу тебя видеть и слышать, но я обещала, что не прогоню тебя, пока ты не скажешь…

Он перебил ее:

— Я тебя люблю.

Ее глаза распахнулись. Взгляд встретился с его взглядом. Кто бы мог подумать, что голубой лед и серая сталь могут быть такими… пылающими и нежными. Иви вглядывалась в его глаза долго, может, несколько минут, а может — целую вечность. Она видела смятение и страх, но еще — решимость, и веру, и облегчение, и нежность, и тепло, и бесконечную заботу… И любовь.

44